Морион

Моя меланхолия — это самая преданная возлюбленная, какую я когда-либо знал; неудивительно, что и я отвечаю взаимностью на ее любовь. Кьеркегор «Или-Или»

Самый интересный момент наступает, когда подходишь к обрыву. Вот только бы знать наверняка, где обрыв, уступ за уступом нужно спускаться ниже. Солнце заходит. И в ущелье темнота непроглядная. Если начать кричать, то можно услышать, как эхо ударяется о скалистые стены. Оно мчится от стены к стене и стремительно убегает в тёмные и неизвестные дали. Над головой кружат голодные стервятники, вот уж неутомимые искатели истины, пьющие смерть жадными глотками прямо из бокала! На спусках ущелья разбросаны тысячи мёртвых тел. На некоторых ещё есть остатки мяса, многие сохранили человеческий облик, ещё больше голых скелетов. Они распластались всюду, лежат в тех позах, в которых расстались с жизнью. Некоторые в обнимку, другие застыли, протягивая руки навстречу неизвестности. Нельзя спуститься так, чтобы не наступить на чей-нибудь череп. Под ногами хрустят кости.

Адский смех доносится сверху: это стая гиен наблюдает твои попытки дойти до дна пропасти. Они сами так глубоко никогда не спускались. Даже грифы не залетают туда, хотя им, как бывалым жрецам, стесняться нечего. Если тебе когда-нибудь доводилось слышать смех гиен, то его забыть невозможно. Это истошные судороги диких животных, нельзя подумать, что живое существо может издавать такие вопли, выражая радость и искреннее участие к твоей судьбе. Однако ждут они вовсе не твоей победы. Они ждут, когда ты оступишься. А оступишься ты в ближайшем времени. Главное не спешить, ведь нужно доставить зрителям удовольствие. Даже если ситуация выходит из-под контроля. Даже если ты уже не спускаешься, а катишься кубарем. Благодарная публика! Истекающие слюной гиены, тоскливо-насмешливые стервятники, безучастные скелеты и те, кто только недавно окончил свой путь вниз.

Пугает не путь вниз, он ведь всегда приносит радость и облегчение. Терзает то, что после спуска нужно подниматься. Пугает, что ущелье стоит посреди саванны, и скука растворена в жарком воздухе. Песок скрипит на зубах, становится жарко, прелый воздух сковывает мысли. Ты опускаешься на четвереньки и начинаешь дразнить гиен, зубоскалить, пародируя их истошный смех. Но вот им от этого в разы веселее, а тебе невыносимо тошно. Запускаешь камнями в стервятников, а им нет до этого никакого дела. Они на своём веку и не такое видали. Змеи, скорпионы, москиты – какой только гадости нет в этих местах! Но ты уже здесь как свой. Яд на тебя больше не действует.

И там, на глубине, я нашёл камень, за которым спускался. Чёрное остывшее сердце, наполненное злобой и желчью, кристаллизовавшееся в горном хрустале. Я чувствую едва различимое тепло. Свет, видимый лишь в этой кромешной тьме, исходит от кристалла. Наверху, под палящим солнцем, я бы никогда не смог понять, что ночь излучает свой свет. Что тьма бывает не только мрачной и холодной. Но спуск отнял слишком много сил, если можно выбраться из этого ущелья, то уже другим человеком.

Чёрная желчь течёт из меня, я истекаю чёрной желчью.

Иннокентий Богоборец