Десять часов вечера

Мы мало работали, ровно столько чтобы хватало на самое необходимое. Но дни всё равно казались однообразными. Я думал, не глуп ли я? Почему я живу так, а не иначе? Ведь можно было направить силы в какое-нибудь полезное русло? Но это почти не тяготило меня: я привык довольствоваться малым и не мог представить иной жизни. Было легко, потому что Лана была рядом. Обычно мы просто лежали на полу и смотрели кино. Мы мало разговаривали друг с другом, почти не говорили. Это не тяготило. Мы наслаждались тихим миром для двоих. Иногда мы не работали месяцами, и в такие времена единственным нашим развлечением были фильмы: старые, новые, отечественные, зарубежные… Это было похоже на то, как иногда, забывшись, съедаешь целый пакет семечек. Мы не хотели искать каких-то других развлечений или другого досуга. Иногда посреди ночи Лана будила меня, и мы прогуливались по улицам. Город тяготил нас, но мы здесь выросли и не знали другой жизни. Не умели и боялись. А ночью городские улицы становились даже обаятельны: темнота скрывала все изъяны. В моей голове возникали разные мысли и о жизни, и о своей судьбе, и о Лане, но я большей частью не давал им хода: отмахивался, как от назойливых мух, и вновь погружался в очередной фильм. Мы могли выбрать любой другой способ побега от реальности, но этот был прост, доступен и не вызывал похмелья. Хотя иногда мы выпивали, и тогда совершенно не было важно и то, что происходит на экране. Всё казалось простым и понятным. Есть я. Есть Лана. Есть вечера вдвоём. Остальное было лишь декорацией. Иногда она смотрела мне в глаза и спрашивала, люблю ли я её? Я просто улыбался и целовал её в полуоткрытые губы.

Другая жизнь мне была не нужна, я был счастлив на свой лад, и это счастье ослепляло. Я плыл изо дня в день легко и свободно, остальное терялось и смазывалось. Ничего не замечать было приятно. Лана стала поводом и причиной, но как будто это и послужило тому, что само счастье отделилось от человека его вызвавшего.

Мне хотелось списать всё на юный возраст, молодость. Некоторым молодым людям свойственно разбивать стены лбом, пытаться перекроить мир под себя; они наивно думают, что мир создан так, чтобы каждому нашлось и своё место, и своё время. Я думал: а что если с миром всё в порядке, и я просто пытался всё время сломать лбом каменную стену, а когда не получалось, то убегал в свой тихий мир, где мог чувствовать себя рыбой в воде? Когда ты молод и, что бывает редко, не претендуешь на другие блага – даже тогда ты смотришь на мир свысока, и пытаешься объять его взглядом сверху. Но оттуда не много видно: вся жизнь проходит “внизу”, и потому никогда не касается наблюдателя. Если со временем эта черта характера не исправляется, если бетонные стены не могут умерить пыл, и не могут заставить спуститься, то это высокомерие отторгает весь мир. «Мир устроен не по-моему, а значит, он плох,» – так думает почти каждый юноша.

Я вырывал из головы картинки из детства, но они казались такими же нереальными, как фотографии из альбома. «Это не я,» – я знал, что теперь существую только в том мире, в котором есть Лана. В мире, сотканном из киноплёнки, отражавшемся светом на стене. Если проходил незаметно день – мы были рады, неделя – счастливы. Мы научились не замечать ничего вокруг нас, но так не могло длиться вечно. Нужно было бы договориться с миром, нужно было бы бороться, но мы убегали. Нам было хорошо, но вечно это длиться не могло. Проблемы, дрязги, непонимание всегда найдут куда вклиниться. Если построить плотину, которая будет защищать от внешнего мира, то рано или поздно её прорвёт. Будет тем больнее, чем больше времени пройдёт.

– Тебе нравится, как мы живём? – спросила Лана, выключив очередной фильм. – О чём ты? – Обо всём, посмотри кругом: четыре стены. И те еле держатся. Всё, что мы делаем. Притворяемся, что ничего кроме нас нет. Что нам ничего не нужно, и что мы счастливы. – Ты несчастна? – Я не знаю, я просто не знаю. Чувствую какую-то усталость. А ты ничего не замечаешь, живёшь себе, и ничего в тебе не меняется. Ты такой же, какой был вчера, и каким будешь завтра. – Это плохо? – Раньше мне казалось, что так и должно быть. Но сегодня что-то изменилось.

Лана быстро выбежала на улицу. Я не стал её догонять.

Иннокентий Богоборец