Ида

Этой ночью я хотел написать очередной рассказ. Его структура ничем бы не отличалась от всех других: загадочная девушка, почти призрак, с редким именем появляется из ниоткуда, оставляет за собой только хвост, как комета, и исчезает за горизонтом, бросая лирического “героя” там, где же и нашла – на дне тупого отчаяния, становящегося многократно невыносимее из-за того, что почти удалось схватить призрак счастья за хвост. Мои друзья прочитали бы этот небольшой рассказ, кто-то бы похвалил, а кто-то бы хмуро промолчал. Ведь от меня никто не ждёт ничего нового, кроме пары затёртых сюжетов и очередных причитаний по различным поводам, наспех прикрытых разнообразными масками. “Ты либо слаб, либо дурак” – скажет критик, и будет по-своему прав. Но история о другом. Я писал рассказ не в надежде, что его однажды будут печатать в школьных учебниках. Мне было бы всё равно, даже если бы из ста человек он понравился одному. Я писал этот рассказ, как и все другие, только с одной целью: вновь пережить лучшие, хоть и не самые счастливые моменты жизни. Кажется, что лучше не вспоминать ничего и просто поставить точку, потому что воспоминание о былом только терзают понапрасну душу. Однако есть что-то невообразимо сладко-кислое в воспоминаниях. Не зря говорят, что воспоминание – это своего рода фантазия, потому что мы никогда не вспоминаем людей и события такими, как они были, и с годами склонны всё больше и больше отрывать образ прошлого от прошлого, каким оно было в действительности. Хотя, кто знает, каким оно было? Вдруг Кант прав. Насчёт него могут быть и сомнения, и споры, но я знал, что моя жизнь – это ошибка. Просто ложный код, закравшийся в программу. Если бы у меня был выбор – я бы выбрал не рождаться, но у меня не было выбора. Если бы у меня был выбор – я бы пережил встречу с Идой ещё раз, но у меня нет выбора. Ида, а как бы поступила ты? Как бы она поступила я не имею представления, но я часто себе задаю этот вопрос. А ответа всё нет. И поэтому этот рассказ не должен был появиться так. Появиться, чтобы затем исчезнуть в глубине стола и книжных полок? Или затеряться на просторах интернета? Глупая участь для того, что когда-то было лучшей частью меня. Но разве вообще участь людей слаще? Что выбрать: затеряться среди миллиона таких же могил или тысяч таких рассказов? Моя жизнь не стоит того, чтобы ещё и перекладывать её на бумагу. Но этого достойна Ида. Она не идеальна. Она не особенная и не единственная, но я не могу поверить, что она уйдёт когда-нибудь во тьму веков. Она будет жить в моём рассказе.

Я понял и другую вещь: она ничего не знает. Она ничего не читала. Если бы она прочитала, что-то бы изменилось? Нет, потому что слова ничего не значат. Значат глаза человека, голос, улыбка… Каждая мелочь вплоть до того, как она произносит твоё имя. Но сами слова ничего не значат. Почему тогда она ушла? Ида ничего не понимала, я понимал больше, но при этом оказался глупее и неповоротливей, чем жирный жук, опрокинутый на спину. Так слова вонзаются острым ножом. Но если размахивать ножом в воздухе – он никому не повредит, однако же этим дело никогда не кончается. Мы все иногда умеем подобрать нужные слова, если они идут от сердца, но неважно какова конечная цель этих слов – сердце или мозг – они всегда попадают не туда. Поэтому я хотел бы вырвать свой язык, но уже поздно. Я могу только лгать самому себе, что слова ничего не значат. Почему тогда мне так дорого её имя? Можно вечно повторять его. Ночью. Утром. Во сне. Я просыпаюсь, потому что видел сон, который никогда не будет явью: на берегу обрыва Ида держала меня за руку, мы смотрели далеко-далеко на молочные облака в небе, на птиц и готовы были вместе в один момент прыгнуть вниз. Так легко и так просто остаться навсегда вместе во сне или на страницах романа, или в глубинах фантазии, но почти невозможно сохранить самое дороге в течение и пары месяцев. Вторя критику, психолог скажет: “Тебе нужно измениться, или ничего не изменится.” Но я не изменюсь, я в тупике, потому что есть люди, которые не хотят искать выхода. Есть птицы, которые не умеют летать. И есть люди, которые приходят лишь с одной целью – уйти навсегда.

Я перечеркну предыдущий рассказ, и следующий. Оставлю только этот, названный её именем. Точно так же поступлю и со своей памятью. Но как тяжело себя обманывать! Не нужно врать себе? Хорошо, не врите, обещаю, что не буду смеяться. У каждого человека свой путь к тупику: кто-то приходит быстрее, кто-то медленней. Иные, увидав хвост огромной очереди, останавливаются и разворачиваются восвояси, чтобы вернуться к началу пути, но понимают, что начало – только знаки карты, указывающей давно засыпанную снегом дорогу. Я не мог дать ей счастья. Я не мог, да и не хотел сворачивать горы ради неё. Я говорил себе, что это не любовь в таком случае. Это просто увлечение. Но вот прошли годы, города, лица. А на устах только одно имя: Ида.

Пока ты молод у тебя есть много возможностей реализовать себя, найти занятие хоть немного по душе, построить карьеру, семью, вырастить детей. Так или иначе, всё сводится к этому, учитывая, правда, что редко кому удаётся преуспеть во всём и сразу. Но неужели это всё? Это всё, чего ждать от жизни? «А чего же ты хочешь?» – спросит кто-нибудь. Если бы я только знал. Но этот рассказ не обо мне.

Случайный взгляд, случайное знакомство – и этого достаточно, чтобы жизнь пошла по другому руслу. Но с годами таких знакомств меньше и меньше. Вот уже и совсем нет места для них, а остаётся только место для воспоминаний и старых фотографий, если не хватило смелости их сжечь. У неё было платье, которое шло ей больше других – бежевое, лёгкое, с цветочным узором. Ида оторвала небольшую ленточку от него в том месте, где это было незаметно и повязала мне на руку, как браслет. Я носил его, пока мы были вместе. Но потом избавился от него, и теперь жалею об этом импульсивном поступке. Сейчас, кроме моих воспоминаний, у меня нет ничего больше, что бы могло мне напомнить об Иде. Светлые русые волосы; глаза с искрящимся, любопытным взглядом; не полная, но и не худая она обладала изящным телосложением, которое как нельзя лучше соответствовало её характеру, здоровый цвет кожи и лёгкий румянец говорили о том, что Ида полна жизни и любви, как молодой весенний цветок. Временами на неё налетала грусть, задумчивость. В эти моменты она спрашивала меня о вещах, казавшихся ей важными. Я же, в противоположность ей – угрюмый и молчаливый, рядом с ней мог отвлечься и вести себя непринуждённо, естественно, что никогда мне не удавалась с другими людьми, даже хорошо знакомыми. Видимо, у меня редко получалось ответить именно то, что она хотела слышать, но я не думаю, что причина была в ответах. Я не был ни её героем, ни возлюбленным, ни её другом. Кем я был для неё, я до сих пор не знаю. Наверное, это частое явление в жизни: люди, притягивающиеся друг к другу, как магниты, но также неспособные быть близкими и после какого-то определённого расстояния начинающие с удвоенной силой друг от друга отталкиваться.

Много позже я начал замечать, что ни одно реальное событие не может сравниться по своей силе и яркости с предчувствием этого события, с его образом, каким он рисуется в голове. Так было со всеми, с кем меня сводила судьба потом. Реальность была пошлой, склизкой, отталкивающей. Реальность была обескураживающе противной. Только с Идой мне хватало того мира, в котором я жил. Мы могли идти вместе и о чём-то говорить, или же просто молчать, не чувствуя тягости. Теперь, когда я вижу человека, мне нужно выдавливать слова из себя клещами, а слушая, хочется этими же клещами сжать его челюсти. До такой степени жизнь кажется нереальной, только глупой постановкой. Оставаясь наедине, я дышу спокойно, больше не испытывая необходимости что-то говорить или выслушивать, но не могу раз от раза не вернуться мыслями к образу Иды.

Бывают такие моменты, когда рука сама собой сжимается в кулак, как будто желая ухватить что-то, но хватает лишь воздух. Челюсти разочарованно смыкаются, и по всему телу разливается тревожное чувство горести. Как мне его заглушить? Как же хочется выплюнуть то, что болит внутри, но я не могу избавиться от удушающего чувства пустоты и бессмысленности. Ида говорила, что и у неё такое бывает. В такие моменты она вспоминала дорогих ей людей; место, которое она привыкла называть домом; какие-то мелочи жизни, вроде приятных безделушек или любимых книг. Иногда она прибегала ко мне в новом платье и, пройдя по комнате, просила меня оценить. Ей доставляло удовольствие ощущение своей красоты и молодости. Ощущение власти, которую она имеет надо мной. Я улыбался и говорил ей нечто, что, по моему мнению, было словами нежности и одобрения. Но она всё видела в моих глазах: огонь, изъедающий последние остатки души.

Уже не было никаких сомнений. Я говорил себе, что не люблю её. Что всё, что между нами – просто вспышки нежности или страсти. Хотя между нами была лишь пропасть, которую я захотел перешагнуть, не зная расстояния до края. Я пришёл к ней. Сказал, что не могу без неё, что она нужна мне, что она должна быть рядом. «Я не люблю тебя. Прости.» – таким был её ответ. Это не было неожиданностью. Это не сбивало с ног и не обескураживало. Это было ожидаемо. Я был для неё посторонним. После этого пропасть, разделяющая нас, стала очевидна нам обоим. Я старался выкинуть её из головы и вычеркнуть из жизни. Но однажды ночью прибежал к её дому. Ей пришлось открыть. Я хотел её обнять, упасть к её ногам, но она отстранилась: «Я не одна». Еле сдерживая гнев, слёзы, крик я развернулся и бежал несколько кварталов вдоль улиц. Бежал от неё и от себя.

Прошло несколько лет. Убежать не получилось. Но что теперь? Куда идти? Чего ждать? Только лишь полумесяц разделяет со мной ночные думы. И цветы, когда-то распускавшиеся орнаментом на платье Иды, теперь увядают в моей памяти, напоминая, что близится очередная холодная осень.

Иннокентий Богоборец